Читаем без скачивания Глубина [сборник] - Сергей Лукьяненко

Это все придумано. Неопытными пользователями и бесталанными программистами, уронившими свой сервер. Новая мифология. А были и есть лишь пыльные экраны мониторов, перегретые от натуги компьютеры, остекленевшие глаза и застывшие лица людей, воткнувшие штекер своего виртуального комбинезона в дип-порт машины…

Пальцы коснулись клавиатуры. Я почувствовал, что до боли закусил губу. Сейчас Вика выйдет из душа и обнаружит меня на привычном месте — за компьютером, со скребущими по клавишам пальцами, со скрытыми шлемом глазами — глазами, привыкшими смотреть в никуда, в поток безразличных импульсов, струящихся по сети. Она посмотрит на меня, может быть, подойдет и поправит спутавшийся кабель, может быть, прикроет плотнее балконную дверь, чтобы не слишком дуло.

И уйдет, чтобы заснуть в одиночестве. Ее ноутбук, стоящий на тумбочке у постели, зря будет ждать хозяйку.

deep

— Таких зверей и не сыскать… — сказал я кому-то. Может быть, Недосилову, который, ерзая в такси, все объясняет что-то водителю, своим внимательным аспирантам, холодной ночи вокруг…

Ввод.

Радуга, свернувшаяся кольцом, закусившая свой хвост.

Глубина.

100

Захлопываю за собой дверь номера, оказываюсь в коридоре. Как всегда в глубине опьянение отступает. Остается лишь порывистость движений и стремление что-то делать.

Меня нет?

Посмотрим.

Иду к номеру 2017. Оглядываюсь — коридор пуст. Прекрасно, хоть и нет ничего странного в человеке, вышедшем из одного номера и направившемся в другой.

Набираю код, дверь распахивается.

То, что несколько часов назад не давалось, происходит само собой. Я переступаю порог, захлопываю за собой дверь.

Тишина.

Не такая, как в обычном, обжитом гостиничном номере. Тишина кладбищенского склепа, заброшенного ангара, сырого оврага. Может быть, я придумал ее сам, эту тишину, но теперь она стала реальностью.

Стараясь не смотреть на картину, висящую на стене, подхожу к гардеробу. Здесь нет никакого замка — если уж вскроют наружную дверь, то эта никого не удержит.

Надеюсь, там, в настоящем мире, Вика не смотрит на монитор…

Открываю дверцы — они тихо, печально скрипят. Говорю:

— Привет…

Смятые, будто резиновые куклы, из которых выпустили воздух, в пахнущем пылью и нафталином нутре шкафа висят человеческие тела.

Протягиваю руку, касаюсь ладони одного из обитателей шкафа. Худощавый высокий мужчина, смуглый, глаза оттенка выцветшего неба, две кобуры на поясе.

— Здравствуй, Стрелок…

Он молчит. Он ничто без меня.

Они все — ничто без меня.

Бородач в странных одеждах…

— Здравствуй, Элениум…

Пожилой, очень благообразный джентльмен…

— Здравствуй, Дон…

Рыжеволосая, пышнотелая девушка…

— Здравствуй, Луиза…

Неприметный мужчина средних лет…

— Здравствуй, Скользящий…

Дряхлый старичок…

— Здравствуй, Протей…

Молодой, симпатичный парень…

— Здравствуй, Ромео…

Патроны в барабане. Смятые карнавальные маски. Старые ружья в арсенале.

Или — хуже?

Экспонаты музея?

Протягиваю руку, снимаю с вешалки старичка. Заглядываю в глаза — пустые, блеклые, подернутые белесой мутью…

И подхватываю падающее тело — никчемное тело мотоциклиста, очень удобное для поездок по Диптауну. Даже не вешаю в гардероб — отпихиваю в угол, к кровати.

Подхожу к зеркалу, разглядываю свое обличье. Касаюсь лица ладонями, разглаживаю морщины, оттягиваю вверх уголки губ, распрямляю нос… Тянусь вверх, расправляю плечи…

Я уже не старик. Человек средних лет, человек как человек, даже с умными мудрыми глазами.

И все-таки это не то, что мне нужно.

Ощущение такое, будто я изъеден молью и припорошен пылью. Два года… они не прошли бесследно.

Можно влезть в сексапильную матерщинницу Луизу. Можно натянуть жесткую шкуру Стрелка. Можно даже втиснуться в Скользящего, как бы я ни ненавидел этот облик.

Все не то.

Они слишком долго меня ждали, преданные как собаки, бессловесные и готовые услужить. Они устали — старые маски дайвера Леонида.

Но мне нужна от них одна-единственная служба. Короткая, последняя…

Лезу в карман ветхого пиджака. Достаю пейджер. Надо же… работает. На нем сотня записок, но самая свежая датирована весной этого года. Сбрасываю, не читая.

В отличие от реального мира в глубине пейджер — двустороннее средство связи. Вывожу на экранчик лист контактов. Длинный-предлинный лист…

Огонек рядом с именем МАНЬЯК тлеет фиолетовым. Маньяк в сети, но очень-очень занят.

Чем черт не шутит…

Включаю передачу.

— Шурка, привет…

Представляться не надо — он и так увидит, от кого пришло сообщение.

— «Три поросенка», этой ночью… Буду ждать тебя восемь часов начиная с момента сообщения. Постарайся прийти.

Несколько секунд смотрю на экранчик — словно ожидаю немедленного ответа. Потом прячу пейджер в карман.

Пожалуй, это все, что мне нужно от прошлого.

— Стрелок, ты уж извини, — говорю я, доставая из его кобуры револьвер. — И вы все… извините…

Я отхожу на несколько шагов, прежде чем открыть огонь.

Шесть тел в шкафу — шесть зарядов в револьвере. Я гляжу, как вспыхивает, исчезая, тело проказницы Луизы, рассыпается пеплом романтик Ромео, сгнивает непредсказуемый Скользящий, превращается в пар вежливый Дон, облачком искр разлетается мудрый Элениум. Стрелок — последний. Я закусываю губу, прежде чем нажать на спуск.

Тело Стрелка дергается, как гальванизированное. И продолжает висеть.

Ну конечно же… от собственного оружия он защищен. Надо было взять стилет у Скользящего или щепотку отравы у Элениума. Но теперь уже поздно.

А Протей, в чьем теле я нахожусь, убивает голыми руками. Со Стрелком этого я не смогу сделать.

Даже с собственным прошлым трудно расправляться без посторонней помощи.

Я колеблюсь секунду, потом снимаю тело Стрелка, подхватываю никчемного мотоциклиста, тащу их по коридору в свой нынешний номер. Когда отпираю дверь, на мгновение замечаю движение у лестницы. Замираю, вглядываясь в полумрак коридора.

Наверное, показалось.

Закидываю оба тела на кровать. Мотоциклист и Стрелок лежат лицом к лицу, ревниво вглядываясь друг в друга.

Все?

Да нет, пожалуй.

Выхожу, запирая дверь. Делаю несколько шагов, замираю, быстро оглядываюсь. Коридор пуст.

Показалось.

Возвращаюсь в номер 2017. Снимаю со стены картину… замираю на миг, глядя в нарисованный пейзаж.

В нем нет ничего особенного. Просто горы — неестественно высокие, но почему-то не вызывающие ощущения нереальности. На склоне, у обрыва, маленькая горная хижина. В высоком небе — редкие белые облака. Вот и все.

С картиной в руках я выхожу в коридор.

И в меня стреляют — в упор.

Звук выстрела глухой, не похожий на оглушительный грохот полицейских винчестеров, и уже это радует. А вот вспышка ослепляет. Я падаю навзничь, чувствуя тупую боль в груди. Перед глазами плывут цветные круги, тело вялое и непослушное.

Темная фигура склоняется надо мной, перед самым лицом тускло отсвечивает ствол пистолета с навернутым глушителем.

Давно меня не убивали. Пожалуй, с тех самых пор, как я окончательно умер…

— Это предупреждение. — Голос глухой, искусственный. — Ты понял?

Протей молчит, Протей оглушен, Протей ничего не в силах сделать…

— Ты слышишь меня? Эй…

Когда рука незнакомца касается моего плеча, я начинаю изменяться.

Когти вспарывают чужое тело, мощная лапа одним ударом выбивает пистолет. Через мгновение я уже стою — на всех четырех лапах, скаля пасть. Снежный барс — зверь не очень крупный, но дело не в размере.

Вот только я по-прежнему ничего не вижу! Цветные разводы, словно пытаешься запустить дип-программу на древнем компьютере со старой видеокартой. Дерганые, ломаные движения, едва различимый силуэт…

— Повторяю — это только предупреждение.

Ни малейшей паники в голосе. И это очень плохо.

Глубина-глубина, я не твой…

Я даже не снял шлем. И так понятно, что произошло. Экраны шлема заполнены расплывчатой, мутной, грубой картинкой. Шестнадцать цветов не в силах передать многокрасочный мир Диптауна адекватно. Находясь в глубине, я видел куда лучше, чем сейчас, — подсознание отчаянно отфильтровывало помехи, додумывало изображение.

deep

Ввод.

— Кто ты? — не то кричу, не то рычу я.

Карикатурная фигура разводит руками:

— Ты все понял?

— Нет!

— Думай…

Выстрел.

Беззвучный. Звуки умерли. Насовсем. Теперь я не только полуослепший, я еще и оглохший…